Проба пера.

[LindaKoi]

Время. Человек. Судьба.



Федор Басманов - историческая личность или литературный герой?

Глава 13
Тяжело в ученье, легко в бою.

Сегодня без порева! И то хорошо!

-Не обманул, полюбовничек, - Федька крутанулся перед зеркалом. Волшебное стекло, секрет мастеров Мурано, отличалось хрустальной прозрачностью и чистотой, и стоило целого состояния. В нем как нельзя лучше отражалась пригожая внешность молодого русского. Куртка небесно-голубого аксамита, покрытая затейливой вышивкой цветов и птиц, имела глубокий вырез, из-под которого виднелась рубашка тончайшего батиста, так же вышитая голубым шелком. Рукава, с разрезами и опушкой пятнастным мехом рыси, крепились шнурами из золотной нити, такие же шнуры были по бокам и по груди. Ноги обтянули штаны из тонкой кожи телят-сосунков, искусно окрашенной в цвет ванили. Дополняли костюм светлые нахтермяные сапоги без каблуков и длинный алый плащ, мягкими складками ниспадавший почти до полу.
-Бесовская одежа, Федор Алексеич, и стекло бесовское, - рядом всплыло отражение Штадена.
-У меня самого бесы в душе сидят, мне ли их бояться, - беспечно отмахнулся Басманов, зачесывая назад волосы, блестящим водопадом рассыпавшиеся по плечам. Сдвинув, украшенный лазоревым яхонтом, бархатный берет на затылок и, улыбнувшись себе, наверное, в сотый раз, он наконец-то оторвался от самолюбования. Жестом гостеприимного хозяина, указал Штадену на кресло у камина, сам сел супротив.
-Вот видишь, сколь велико расположение магистра, - Генрих обвел взглядом комнату, разительно отличавшуюся от прежнего обиталища Басманова. Тут были и гобелены, и мягкое ложе, и живительное тепло растопленного очага. На маленьком столике в серебряной утвари аппетитничали ароматные, сочные яства.
-Угу, и сам он поблизости всегда, - комната эта была над самыми покоями Фюрстенберга.
Штаден понимающе хмыкнул. Тень тревоги пробежала по лицу русского, старя его цветущий вид.
-Что слышно, по границам?
-Магистр стягивает силы, епископ перетряхивает должников – готовятся со дни на день.
-А я тут томлюся…, - досадовал Басманов.
-Ха, я б не отказался так поболезновать, да харей не уродился, - решился было поерничать Штаден, но осекся, заметив, как хмурится Федор.
От радужного настроя не осталось и следа. Резко поднявшись и подойдя к окну, Басманов толкнул ставень, впуская свежий, звенящий капелью и веселым грачиным граем, воздух. В замковые предместья тянулись обозы с зерном, салом, соленой рыбой, сгонялся скот и холопы. И так по всем владениям орденским. Немцы выжимали последнее из подвластного народа. Басманову подумалось, что вряд ли будут в этом году засеяны поля этой страны – не чем и не кому.
-Обабился я тут, ослаб разумом, - сказал более себе, чем Генриху.
-Побоища алкаешь? - Штаден потянулся к жареному каплуну, отщипнул ножку, и, вгрызаясь в жирную мякоть, промямлил, - Поспеется. А пока у кого из рыцарей поразведал бы, каковы их секреты бранные, в чем сильны. Вона и пушки у них новые, из личного арсенала император снабдил.
-Амператор, тьфу, дурак носастый, ишь сунулся со споможением, - Федька вспомнил портрет Фердинанда I, что среди прочих был молчаливым свидетелем его позорной слабости,- Государя нашего мужиком ругал, грамоту на дань Юрьевскую не возжелал гербом своим утвердить. А я вот тебе что скажу – Царю Московскому какое дело до императора, не захочет тот дань платить, он сам ее возьмет!
-Царь твой крымцев шуганул, а те к турецкому султану за подмогою кинулись, кабы не язва моровая, что орды ногайские выкосила, то и Астрахани бы он не удержал, - Штаден принялся загибать лоснящиеся пальцы, - С королем свейским войну затеял – и что? Выбора не взял, только людей зря положил, так всяк при своем и остался, а к морю Москве как преж, выхода нет. Вот и в Ливонии зубья только обломает.
-Мели Емеля, - огрызнулся Басманов, отчасти признавая справедливость этих слов, - Жрать сюды приперся что ль? Того гляди – лопнешь!
-А, я и забыл ужо, - Генрих вытер руки о штаны, и, бросив взгляд сожаления, на полные еще тарелки, поднялся, - Магистр тебя на турнир зовет.
-Это что ж такое?
-Да чтоб ты с его бойцами потягался, говорят, что против русина в ближнем бою не устоит никто, вот спытать и хочет.
-Спытать?! Сначала роздыху не дает, острогом стращает, голодом морит, а теперь на меня свежих поединщиков выставить желает.
-Дело твое, но я б не артачился.
«Заварил кашу, сам и расхлебывай» - жизнь Федькина летела к чертям, как под горку на санках – вверх, и замрешь, задохнешься от радости, вниз – ухнет сердце, испужаешься до дрожи в коленках. И так вверх – вниз, вверх – вниз, пока, наконец, мордой в снег, колкий, жалящий, ледышками щеки в кровь раздерешь – а смешно, только раззадорит.
Вот и ноне, только раздразнил его Штаден, «на слабо» поддел.
У стен арочной галереи, что вела к наружному двору, толстой конопляной веревкой огородили место, где должен был состояться поединок. Когда Басманов со своим «крестным» спустились из магистровой верхницы, там было уже полным-полно народу.
И снова любопытные взгляды, снова шепоток за спиной. Федька поморщился: «Что я – гаер ярмарочный, на показ да на поругание им».
И верно, следом раздалось: «Mit diesem Soldaten nur auf dem Bett zu kämpfen. Der alte Wolf hat den Spürsinn ganz verloren. Den Mädels nicht die Stelle auf dem Turnier» (С этим солдатом только на постели воевать. Старый волк совсем потерял нюх. Девкам не место на турнире нем.), - сказанное громко и с издевкой.
Русский не все понял, но и оскорбительного тона хватило, чтобы он вскинулся, высматривая наглеца. А тот и не прятался – на голову возвышаясь над своим окружением, на вытаявшей, зазеленевшей первой травкой, кочке, стоял широкоплечий, с гордой осанкой и хищным носом, рыжебородый рыцарь. Его серые глаза, насмешливые и острые, не привыкли встречать прямой ответный взгляд. И он был изумлен тем, что этот московит, больше похожий на хрупкую марионетку в дорогих тряпках, так дерзко и спесиво глянул на него.
-Кто таков? – Басманов пальцем показал в его сторону.
-Этот здоровяк?! – осторожно высунувшись из-за Федькиного плеча, спросил Штаден, - Это сам Готгард Кетлер – комтур динабургский. Лучший из лучших в Ордене. Его прочат в приемники магистру.
-Вот как! – одетый в броню, отлично вооруженный и несокрушимый в своей спокойной уверенности непревзойденного бойца, молодой комтур показался Басманову опасным, но отступать было поздно.
-Облачение мое иному случаю пригодно, не здесь, - посетовал он. И верно – не годилось с погремушкой да против булата выступать.
-Ну, сие поправимо, - Штаден повел его, под кривые ухмылочки, в оружейную замка.
Где подоспевший Аматоре подобрал ему и кольчужный доспех, легкий, подходящий для рукопашной, и наручи, и открытый шелом с переносьем.
-Вот, Тео, шверт знаменитой мастерской Роландо, - итальянец благоговейно, на вытянутых руках, протянул Федору позолоченное, с изящными клеймами, с кованым кружевом гарды, творение своего генуэзского соотечественника.
-Лепоты в нем – избыток, - Басманов поднял меч перед собой, рубанул, рассекая воздух, - а вот как с ним ладить?
В проходе замаячил кто-то из людей Кетлера.
-Брат наш, не долго ли ты сбираешься? Уже полуденный час прошел, скоро время молитвы, а не ристалища.
-Иди, иди, если чего, магистр лиха не допустит, - оба они, Штаден и Аматоре, подтолкнули Басманова наружу.
Появился Фюрстенберг. Усевшись на скамью, покрытую ковром, он, щурясь на солнце, оглядел поле и участников. Потом подозвал к себе Кетлера. О чем они говорили - ветер сносил в сторону, но лицо младшего не раз дышало недовольством. Коротко поклонившись, он отошел к своему кружку. Послышался смех, на Федора, скромно стоявшего в уголке огороженного участка, снова уставились десятки глаз. Его же взгляд был устремлен вдаль – насмотрев в пронзительно синем просторе темную точку, зависшую над чернеющими пашнями, он подумал, улыбнувшись: «Вот и первый жаворонок!»